Уважаемые братья и сёстры! Много уже было сказано и написано о траурных днях Мухаррама. Много мистерий сыграно для того, чтобы воскресить исторические события, напомнить нам об уроках великой жертвы Непорочного Имама(а). И всё равно слова не иссякнут в стремлении передать те чувства, которые внешне кажутся простыми и понятными, но на деле — предельно глубинными, чувства невинного человека, приносящего себя на заклание на алтарь веры.
Не так давно мы отмечали Курбан-байрам (’Ид аль-адха) — величайший праздник мусульман. Но, как и в жизни, в исламе радостное и горестное порой неразрывно переплетаются друг с другом. Радость праздника Курбан — всегда со слезами на глазах, ведь, воскрешая в памяти чудесное спасение Исмаила(а), мы переживаем и трагедию отца, приносящего в жертву собственного сына, ещё не ведая о замысле Всевышнего. Именно трагедию, ведь повиновение воле Всевышнего и исполнение её без колебаний ещё не означает того, что отец не испытает ни малейшей горечи утраты своего первенца. Кто как не мы, шииты, лучше других переживает это, отмечая вслед за Курбаном и первые дни Мухаррама, переживая каждый год снова и снова трагедию имама Хусейна(а), и его семьи?
В том — высший смысл шиитской мистерии, дающей нам главный урок жертвенности, перекликающийся с мотивом евангельской притчи о последней лепёшке, отданной от чистого сердца бедной женщиной. Урок этот говорит нам о том, что не та жертва совершенна, которая велика, но та, которая безмерно дорога. И, будучи мусульманами, беспрекословно покорными Всевышнему, мы всегда должны быть готовы пожертвовать ради Него самым дорогим. Но как мы узнаем, что нам действительно дорого? Только по степени пережитой трагедии от утраты. И потому, именно потому, мы не считаем уместными намёки буквалистов о недопустимости траура в дни Ашуры — дескать, Имам Хусейн(а), своим подвигом заслужил Рай, и надо бы радоваться… Но всё переплетено: и радость, и горе, и праздники со слезами на глазах, и траур с радостной улыбкой на устах. Радуясь за обретение райской участи Имама Хусейна(а), мы одновременно продолжаем скорбеть по его утрате — и, более того, сопереживать его личной трагедии. Ведь и для него величие принесённой во имя Аллаха жертвы при Кербеле измерялось именно тем, что жизнь свою и своих близких он любил — как величайший дар Всевышнего, как чудо, позволяющее увидеть свет, соприкоснуться с мудростью, почувствовать благодать сердцем.
Этот дуализм трагедии и восторга пронизывает не только памятные даты, но сопровождает каждого мусульманина на протяжении всей его жизни. Только поняв, как исполнение повеления Всевышнего бывает одновременно легко и непомерно тяжело, мы можем постичь психологию ислама — преданности Всевышнему и осознанной, а не фанатичной покорности.
История, в конце концов, знает немало примеров того, как люди легко расстаются с жизнью. Можно вспомнить и ваххабитских смертников, и японских самураев. Да стоит ли далеко ходить? Говоря о шиитских Имамах, не обойдём мы вниманием и участь Имама Али, да будет мир с ним, убитого проклятым Ибн Мульджамом. Мы говорим о нём «проклятый», вспоминая совершённое им злодейское убийство, но в то же время, вспоминаем и о его фанатичной стойкости. Это о таких, как он Имам Али(а), обращаясь к своим сподвижникам, говорил:
«О если бы вы на пути истины были так же тверды, как эти — на пути своего заблуждения!».
Несмотря на повеление Имама Али(а), если ему не удастся выжить, отплатить своему убийце одним ударом на один удар (испытывая нечеловеческие муки предсмертной агонии, Имам и здесь не забывал о справедливости), сподвижники Имама заставили Ибн Мульджама умирать в страшных мучениях, но до самого конца он продолжал читать Коран, будучи фанатично убеждённым в собственной правоте.
Возникает вопрос: можно ли сравнить жертвы, принесённые Ибн Мульджамом, террористами-смертниками или японскими камикадзе с подвигом Имама Хусейна(а) ? И если нет (подсознательно такой ответ напрашивается сам собой), то почему?
Действительно, если отбросить все эмоции и проанализировать сухие факты — в чём кардинальное отличие жертвы Имама? Только ли в том, что она была, в отличие от остальных, принесена за святое и правое дело? А если подойти к вопросу с сугубо качественной оценкой — ведь, в конце концов, также, как сумасшедший никогда не признает своего сумасшествия, стоящие на пути заблуждения также свято убеждены в своей правоте, — так в чём же главный критерий, выделяющий готовность к жертвоприношению во имя Аллаха хазрата Ибрахима и Имама Хусейна(а)?
Ответ мы находим в Священном Коране, в суре «Йусуф», в рассказе об искушении пророка Йусуфа(а), в Египте, когда тот говорит, обращаясь к Всевышнему: «Господи, тюрьма милее мне того, к чему они меня призывают. Либо Ты отвратишь от меня их козни, либо я склонюсь к ним и стану одним из невежественных!» (12:32). Будучи искушаемым неверной женой египетского вельможи (Потифара), хазрат Йусуф, тем не менее, принял чёткое для себя решение: ни при каких обстоятельствах не поддаваться соблазну ослушаться Господа. Иначе и быть не могло — в особенности, согласно шиитским представлениям, согласно которым мы обязаны верить в безгрешность (исмат) Пророков и Посланников Всевышнего и их Имамов(а). Что есть безгрешность — исмат? Это — способность на много шагов вперёд предвидеть тяжкие последствия любого, даже самого малого греха, и, как следствие, категорический отказ от его совершения задолго до того, как безгрешный человек окажется на грани такого проступка. Но умение предвидеть и принимать решения — это отражение разумного сознания человека. И именно к подчинению жизни разумным решениям зовёт нас Коран, постоянно подчёркивая во многих местах, что это — «книга для людей размышляющих».
Всё это — правда. Но есть и другая правда: эмоциональная сторона человеческой натуры, не подвластная логическим доводам. Есть эта сторона и у Безгрешных, ибо они — физиологически — такие же люди, как и мы с вами. Подчинить эмоциональную сторону разумной — это значит следовать путём ислама (полной и безоговорочной преданности Создателю), но речь при этом не идёт о том, чтобы отвергать эмоции и чувства, превращая человека в послушную машину.
В этом и состоит разница между Имамом Али(а), и его убийцей Ибн Мульджамом, между Имамом Хусейном(а), и хариджитами, между хазратом Ибрахимом(а), и камикадзе. Наши Безгрешные, да будет мир над ними вссеми, никогда не были машинами, и все их непоколебимые решения, направленные на исполнение воли Всевышнего, зачастую сопряжённой с необходимостью принесения жертвы, неизбежно пропущены сквозь горнило глубочайших душевных терзаний. Коран говорит о пророке Йусуфе: «Но терзалась она мыслями о нём, и он терзался мыслями о ней, если бы не увидел доказательства своего Господа» (12:23). Что это означает? Допустил ли хазрат Йусуф хоть каплю сомнений перед лицом соблазна? Конечно, нет, мы не можем в такое поверить. Но эти слова Всевышнего, говоря о «заботе» или «душевных терзаниях» (араб. — «хамм»), напоминают нам о том, что жизнь — это арена испытаний для всех, и пророки Всевышнего, как пример для остальных, подвергаются им в полной мере.
Чего бы стоил подвиг хазрата Йусуфа, если бы он имел бесчувственное сердце, не ценил женскую красоту, не умел восхищаться радостями жизни? Чего стоил бы подвиг хазрата Ибрахима, если бы он легко отдал своего сына, занося над ним нож с каменным сердцем? И чего бы стоил подвиг самого сына, который, зная о повелении Всевышнего и покоряясь ему, говорит своему отцу: «Ты найдёшь меня, если пожелает Аллах, терпеливым»? Терпение — это то, что сопряжено с муками и терзанием. Значит, хазрат Исмаил, живой образец покорности Всевышнему, в то же время не был воспитан в духе камикадзе, презирающего жизнь и с лёгкостью расстающегося с нею, как с чем-то ненужным и лишним!
Имам Хусейн(а), на поле битвы при Кербеле, окраплённый кровью новорождённого младенца, восклицает, по достоверным хадисам, о том, как легко отдавать жизнь во имя Аллаха! Он же с лёгкостью принял решение стоять насмерть в сражении за правду, а вместе с ним — и его 12-летний племянник Касым, за день до этого не пожелавший покинуть лагерь сторонников Имама, добровольно пожелав разделить его участь, сказав:
«Смерть во имя Аллаха для меня — слаще мёда».
Да, решение отдать жизнь за Бога, за справедливость было принято Имамом и его сподвижниками легко. Что значит — легко? Это решение было принято ими со дня вступления в сознательную жизнь. Едва они обрели способность различать истину и ложь, у них отпали все сомнения по поводу того, какой выбор сделать, окажись они в ситуации, схожей с той, что сложилась при Кербеле. Однако давайте помнить и о том, что лёгкость принятия решения не означает лёгкости самого решения.
Нет ничего сладостнее для человека, нежели полностью исполнить своё предназначение на земле. И если исполнение этой миссии требует принести себя в жертву, значит, сама смерть становится слаще мёда, придавая совершенство пройденному жизненному пути. Также, как сладостно во имя Аллаха отдать своё имущество на благое дело. Но сладость этого поступка определяется именно тем, что он — значителен и значим для других, значит, принося полезную жертву, наполняющую душу сладостным ощущением, непременно отдаёшь что-то ценное и важное. Значит, сладость смерти за благое дело всегда — с привкусом грусти от расставания с жизнью, что ни в коем случае не предполагает каких-либо сомнений, либо колебаний в отношении принятого решения.
Отсюда — и шиитский траур, и дихотомия шиитского сознания — горечь утраты и сопереживание трагедии безвинно убиенных Имамов, наряду с радостью за их последующее воскрешение на высших ступенях Рая, в компании пророков и посланников Аллаха. Наши Имамы всегда оставались непоколебимыми в своей самоотверженности, но они никогда не были бездушными и бесчувственными машинами. Готовые отдать за Аллаха самое дорогое — свои жизни и жизни своих детей, они в то же время умели ценить жизнь как величайшее чудо и быть благодарными за него своему Создателю.
Жертвовать жизнью во имя жизни, осознанно и одухотворённо, а не машинально и инстинктивно, потому что кем-то заранее была заложена программа — «так надо» — вот истинный подвиг, и вот почему фигура Имама Хусейна(а), затмевает собой все сотни тысяч самураев, добровольно избравших путь смерти.
Вот почему 12000 русских солдат, которых никто не учил умирать, но воспитывали в чувстве долга перед родиной, на голову разбили 300-тысячную Квантунскую армию в Маньчжурии. Хвалёные самураи, взращённые в духе предпочтения смерти позорному плену, покорно маршировали в дальневосточный лагерь под малочисленным конвоем. Они и не думали разбегаться — просто потому, что потеряли ориентир: как жить? Где та идея, что направляет человека и ведёт его к победе? Фанатики легко отдали бы свои жизни, которые их с детства научили презирать, на полях сражений. Но, столкнувшись с реальностью жизни, оказались не в состоянии ответить на вызов, принимать решения и продолжать борьбу, чтобы победить. Они шли молча, будучи не мертвы и не живы, фактически — живые мертвецы, люди без души, лишённые программы, заложенной в сознание с детства, которая неожиданно дала сбой.
Вот почему шииты, будучи в вечном трауре по Имаму Хусейну(а), вдохновляясь его примером самопожертвования, учатся не презирать жизнь, а ценить её во имя Аллаха. И быть готовыми отдать её во имя Аллаха — как нечто действительно ценное и дорогое, а не как бесполезную безделушку.
Урок Кербелы — это прежде всего урок жизни. Тот, кто цепляется за эту жизнь как за спасительную соломинку, обречён жить трусом и умереть таковым, он фактически уже труп, он и не начинал жить по-настоящему. Тот, кто кричит о своём презрении к жизни, презирает дар Всевышнего Аллаха — он глуп, смешон и, конечно же, тоже — не более, чем ходячий труп. Только тот, кто живёт полной жизнью, принося её на алтарь Всевышнего Бога во имя жизни вечной, удостоится её по истине, и живёт по-настоящему уже здесь и сейчас.
Вдохновлённые примером героической смерти Имама Хусейна(а), и его любовью к жизни, как дару Всевышнего, шииты по всему миру и сегодня живут и побеждают, и нет истинной победы, кроме как у Бога Всевышнего!
Источник: https://shia.world
